Активизация военной прокуратуры очевидна. Это и «вертолетное дело» налоговиков, и десятки мелких производств. Но как она справляется с главными обязанностями? Этот вопрос мы задали Анатолию Маркевичу, бывшему замглавы военного прокурора Центрального региона Украины.
— В докладе Миссия ООН по правам человека описала случаи внесудебных казней, нарушения прав и нашими военными, и боевиками. Это должна расследовать военная прокуратура — почему не ведется работа?
— Из-за непрофессионализма кадров. С самого момента восстановления военной прокуратуры в августе 2014-го говорилось о фиксации и расследовании преступлений против мира и человечности. Но у нас осталось слишком мало спецов со специальным военным юридическим образованием — на весь Союз был один такой факультет в Москве. А это огромная отрасль международного законодательства.
Но военная прокуратура не выполняет и фиксации доказательств прямой военной агрессии, чтобы после процессуально закрепить эти факты и предоставить в международные организации.
— Когда Петр Порошенко выходит на трибуну ООН, показывает фото автобуса, изрешеченного осколками под Волновахой, это не доказательство?
— Должна быть фиксация процессуальной формулой. Протокол осмотра компетентным учреждением, прокуратурой. А фото. . . Я вот вам сейчас покажу любой снимок — вы мне поверите? Это непрофессионализм. Я год наблюдал за тем, что делает глава военной прокуратуры Анатолий Матиос, в итоге выступил с открытым письмом. Но военная прокуратура так и не начала фиксировать — ни с той, ни с нашей стороны. У нас ведь нарушений не меньше. . .
— Вспомним хотя бы дело батальона Торнадо: была бы фиксация — не допустили бы?
— Бить по хвостам всегда сложнее, чем расследовать уже свершенные преступления. Ни одна война не белая и не пушистая. Военная прокуратура должна вести эти дела и принимать меры — и только после моего письма в 2015-м в ее составе появилось управление по расследованию преступлений против человечности.
— Следком РФ возбуждает дела против украинских военных (кроме Арсения Яценюка, что вообще анекдотичная ситуация)?
— Еще как. У них более 100 производств против офицеров. Следком объявляет их в розыск, в т. ч. международный, за совершение уголовных преступлений. И если их подадут в розыск Интерполом — будут задерживать.
— И что, наш офицер, выезжая отдыхать в Хорватию, скажем, может быть задержан?
— . . . и экстрадирован в РФ. Не думаю, что дойдет до этого, но возможность существует — офицеры очень этим обеспокоены. Военная прокуратура должна была предупреждать это, фиксируя правонарушения.
— Это ведь деморализует армию?
—Так и есть. Это последствия того, что военная прокуратура не работает.
— Сколько человек сейчас работает в военной прокуратуре?
— Около 500 человек в трех региональных отделах и больше всего — в Главке. Там штат раздут невероятно. При этом прокуроры отказываются от некоторых дел, мол, не наша подследственность. . .
— Какие дела отдают?
— Сложные, те, на которых невозможно пиариться. «Убийства — это не наше», — говорят. И самоубийства брать не хотят. А это огромная проблема, у нас около 300 суицидов военных за последнее время. И многие очень сомнительные: это либо убийства, либо доведение до самоубийств. Их нужно тщательно расследовать. Но военная прокуратура говорит: не наша подследственность — и передает полиции. В одном из случаев было пять выстрелов в шею. А вчера я встречался с людьми, которые занимаются «самоубийством» офицера еще от 2015 года. Офицер мог быть причастным или свидетелем перемещения через границу товаров. Ночью поговорил с коллегой, сказал: «Иду отдыхать», а через пару часов его нашли мертвым — на груди разорвалась граната. Военная прокуратура отмахивается. . .
— Ей, судя по отчетам, другие дела интересны. В «Фейсбуке» у Анатолия Матиоса треть постов — о «вертолетном деле» налоговиков. . .
— По сути, одно и то же дело. Официальная «отмазка» Матиоса: это поручил расследовать генпрокурор. В прошлом году военная прокуратура расследовала 52% «не военных» дел. В 2014-м — 37%. Это дела не их подследственности. Если смотреть на Уголовный кодекс сквозь пальцы, в нем есть ч. 10 ст. 216, допускающая исключительные обстоятельства для расследования таких дел. Но в этом случае Луценко и Матиос преследуют пиарные цели. Это я как юрист и следователь с многолетним стажем вам подтверждаю.
Если бы военная прокуратура работала, как положено, у них были бы совсем другие поводы для самопиара. Может, и не такие яркие. А сейчас — задержание таможенника на $200 взятки. Ура! Шашки наголо! И вся военная прокуратура уже на ушах. Я с 2014-го слежу за «Фейсбуком» Матиоса: он тогда по два-три сообщения в день выдавал, запрещал своим подчиненным хоть что-нибудь публиковать, ходил на ТВ через день. Я с ужасом допускаю мысль о том, что он может стать главой Госбюро расследований. Придет такой «всадник без головы» — будет форменный ужас.
— Как оцениваете приговор генералу Назарову (7 лет за гибель самолета Ил-76 с украинскими военными)?
— Приговор пока не вступил в силу из-за апелляции. Я не исключаю: Назаров должен был сидеть на скамье подсудимых не в одиночестве. Я не увидел надлежащей оценки юридических обстоятельств существования штаба, которым он якобы руководил. Каким был уровень этого «штаба»? Штаб батальона, бригады, корпуса? он оперативно-тактический, стратегический? Это разные обязанности. К тому же штаб — это сразу несколько лиц, несущих ответственность. А судья, женщина, в военных нюансах не разбирается.
— Значит, нужно восстановить работу военных судов?
— Категорически — да! То же дело Назарова это подтверждает.
— А еще — дела по Иловайскому котлу, Дебальцево. . .
— А вы уверены, что они дойдут до суда? При этой власти — точно нет! Там есть о чем говорить, но там же очень много нюансов, которые не хотят обнародовать.