Корреспондент: Как Донецк встретил первый день нового перемирия

Материал опубликован в №7 журнала Корреспондент от 20 февраля 2015 года.

Большие события вводят свою систему отсчёта. Уже давно в Донецке стало привычным делить жизнь на «до войны» и «во время войны». «После войны» пока не наступило. Но Минск поставил на оси времени новую жирную зарубку.

10:00 первого дня перемирия

Если быть точным, то никакое это не перемирие, а прекращение огня. Но для удобства называют так. Для удобства и для надежды.

На улицах пока никого. Вернее, очень мало людей. Одинокие прохожие, и всё. Довольно странно для воскресного утра даже в военном Донецке. Где люди? Наверное, отсыпаются. Ведь сегодня не нужно было спозаранку подскакивать от грохота орудий и чувствовать, как каждый залп отдаётся внутри душевной болью.

К тому же этой ночью многие попросту долго не могли уснуть. Парадокс, но потом говорили — из-за наступившей тишины. Дончане уже привыкли засыпать под канонаду, главное, чтобы она не была слишком уж громкой и близкой. А когда тишина до звона в ушах — этого психика не выдерживает. Поэтому и не спится. К миру, оказывается, нужно тоже привыкать. И не только военным.

Ночь накануне дня перемирия

Она напоминала новогоднюю, напоминала до мелочей. Начиная от выступления высокопоставленных лиц по телевизору с важным обращением к народу и заканчивая неимоверной силы грохотом за окном. Шквал огня. Не прекращающийся ни на минуту. Если забыться, то могло показаться, что на улицах, как когда-то в новогоднюю ночь, разгулявшиеся прохожие балуются петардами, запускают в небо фейерверки и шутихи. Для полноты ощущений не хватало только шампанского на столах да каких-нибудь оливье с мандаринами. А ещё загадывания желаний. Впрочем, желание было и так, и у всех одно — прекратите наконец стрелять!

Работали реактивные системы залпового огня, грохотали гаубицы. Гремело так сильно, что вибрировали стены и пол. А улицы были привычно пустынны

Но уже набравшийся военного опыта слух убеждал сознание, что это не петарды. Работали реактивные системы залпового огня, грохотали гаубицы. Гремело так сильно, что вибрировали стены и пол. А улицы были привычно пустынны. Комендантский час. Да и вообще дома безопаснее.

«Видимо, решили за оставшееся время расстрелять весь боекомплект», — шутили в социальных сетях. И с каждой минутой шутка все сильнее походила на правду.

Из других городов спрашивали: «Ну что — стреляют?». Видимо, надеясь, что огонь прекратится немного раньше оговоренного соглашением времени. Ну правда, чего им стоит?! Всем нам свойственно верить в чудо.

Чудо немного опоздало. Минут на восемь после полуночи. На какое-то время даже показалось, что минским договоренностям не суждено реализоваться вовсе. Но раздалось ещё несколько одиноких выстрелов, и наступила тишина. Новый год по минскому летоисчислению пришел в Донецк.

12:00 первого дня перемирия

Бульвар Пушкина. Центр Донецка. Пешеходная зона. Как написали бы раньше, «излюбленное место отдыха горожан». За всё время противостояния тут было относительно безопасно — война почему-то облюбовала себе другие районы. Вчера здесь и ещё поблизости раздались взрывы — квартал был обстрелян из миномёта. Погибли трое жителей. В том числе беременная женщина.

Осколками посекло стёкла и обшивку зданий. В трёхсантиметровой толщины доске, из которых сделаны лавочки на бульваре, смертоносный металл проделал дыру размером с 25-копеечную монету. Недалеко воронка, вокруг неё - срезанные взрывом ветки.

Вокруг места взрыва суетятся работники коммунальных служб. Их оранжевые жилетки — сегодняшний символ живого города.

Осколки повредили крыльцо детской поликлиники. Когда-то туда ходил и я. Даже помню фамилию участкового врача. Но это было совсем в другое время, в другой жизни.

Около гостиницы на бульваре выстроились в ряд большие белые джипы с надписью OSCE. Говорят, что вчера целились именно в это здание — там должна была состояться пресс-конференция главы самопровозглашенной ДНР Александра Захарченко. Сегодня около гостиницы тихо. У миссии ОБСЕ или нет работы, или законный выходной.

По бульвару прохаживаются люди. Их не так много, как было до войны, но несравнимо больше, чем в любой другой день после начала конфликта. Может, этому способствует и погода — день неожиданно солнечный, с высоким голубым звенящим небом. И даже не так холодно. Почти весна.

Люди если и переговариваются, то делают это очень негромко. Из-за чего на бульваре очень тихо. Шаги. И щебет птиц. По птицам тут особенно сильно скучали.

Два часа пополудни первого дня перемирия.

Город ожил. Ожил везде. Говорят, что на улицы высыпал народ даже в тех районах, где он всю войну просидел в подвалах и бомбоубежищах

Город ожил. Ожил везде. Говорят, что на улицы высыпал народ даже в тех районах, где он всю войну просидел в подвалах и бомбоубежищах. Что-то заставило дончан поверить в то, что наступившая тишина не обманет. Может, шестое чувство, а может, они просто устали.

Удивительно много детей — в колясках или рядом с родителями. Укутанные неуклюжие карапузы, весело глядящие на мир из-под шарфов и натянутых по глаза вязаных шапочек. Почти всем им в эти дни и месяцы пришлось позабыть о прогулках. Они часто видели, как родители прячут от них грустные глаза, — у их пап и мам было совсем другое детство, бессовестно счастливое, без войны, бомбоубежищ и осколков от снарядов во дворах.

Те, кто прятался от ежедневных обстрелов в безопасных районах, перекрестясь, отправляются к своим домам. В которых, возможно, нет окон, выбиты взрывными волнами двери, наспех заделаны кирпичом или фанерными листами пробоины в стенах. Некоторые не были в своих квартирах с осени. А сегодня день, когда, кажется, безопасными будут даже те уголки Донецка, куда раньше мало кто рискнул бы отправиться на бронетехнике. А значит, нельзя упустить представившийся случай проведать давно брошенное жильё. Мало-мальски привести в порядок, забрать оставленные в спешке вещи, просто узнать, цел ли дом.

В магазинах, которые работают, аншлаг. То же на рынках. Длинная очередь собралась у места, куда традиционно приезжает цистерна с молоком

В магазинах, которые работают, аншлаг. То же на рынках. Длинная очередь собралась у места, куда традиционно приезжает цистерна с молоком. Сегодня она почему-то задерживается, и людей на пятачке больше обычного. Они негромко переговариваются о чём-то своем. Простые житейские беседы.

«Если сейчас сюда упадет мина — жертв будет очень много», — почему-то мелькает мысль. Вообще ловишь себя на том, что прислушиваешься ко всему подозрительно звучащему и ждёшь подвоха.

Выстрел? Нет, это хлопнула металлическая дверь в подъезде.

Выстрел? Нет, это попало в яму и ухнуло колесо автобуса.

Выстрел? Нет, это… Это просто что-то послышалось. В другое время и не обратил бы внимания, а сейчас сжался и оглянулся.

Сегодня страшен не взрыв сам по себе. Страшно, что взрыв и выстрел может означать конец перемирия

Сегодня страшен не взрыв сам по себе. Страшно, что взрыв и выстрел может означать конец перемирия. А этого ох как не хочется!

Но постепенно успокаиваешься и начинаешь видеть вокруг себя картины совершенно мирной жизни, которые кажутся отчасти сюрреалистическими. Было ли это в мирном Донецке? Почему там не замечал?

Вот кто-то, раскрыв над головой парашют, скользит на коньках по льду Кальмиуса. А недалеко группа подростков-энтузиастов соревнуется в слэклайне — ходят по канату, привязанному между деревьев. Можно упасть с полуметровой высоты. Интересно, это опасно? Удивительно, но даже в войну людям не хватает в жизни экстрима.

Вечер первого дня перемирия

На город постепенно опускается темнота. Улицы привычно пустеют, несмотря на тишину за окнами. И дело не в комендантском часе, до него еще далеко, а в устойчивой привычке, выработанной за последние месяцы, — переждать темноту дома.

Утро второго дня перемирия

На улице что-то гремело? Или нет? Не знаю. Не скажу. Не хочу быть человеком, который начнёт Третью мировую.